Глава 13

Материалы о воде / Высокая вода / Глава 13

Страница 4

– Тут всегда так жарко, синьор? – спросила она.

– Нет, синьорина, это случается только в начале февраля. Обычно к концу месяца это прекращается. Ваш кабинет это обходит стороной.

– Уж не sczrocco ли это? – Вопрос не был лишен здравого смысла. Если горячий ветер, дующий из Африки, может приносить наводнение, то не понятно, почему бы ему не поднять и температуру в его кабинете.

– Нет, синьорина. Там что-то в отопительной системе. Пока никто не смог понять, что именно. К этому привыкаешь, и к концу месяца жара точно спадет.

– Надеюсь, – сказала она, снова вытирая лоб. – Если это все, синьор, я пойду обедать.

Брунетти поглядел на часы и увидел, что уже почти час.

– Возьмите зонтик, – сказал он. – Похоже, опять будет дождь.

Брунетти пошел домой, чтобы пообедать с семьей, и Паола сдержала свое обещание не говорить Раффи о шприцах и о том, чего испугался его отец, когда их нашел. Однако она использовала свое молчание, чтобы вырвать из Брунетти твердое обещание, что он не только поможет ей вытащить стол на балкон в первый солнечный день, но и будет вместе с ней вводить шприцом яд в каждую из множества дырочек, проделанных древоточцами, когда они выходят из ножек стола, где проводят свою зимнюю спячку.

Раффи после обеда закрылся у себя в комнате, сказав, что ему надо делать греческий, десять страниц перевода из Гомера, к следующему уроку. Два года назад, когда он вообразил себя анархистом, он закрывался в своей комнате, чтобы думать черную думу о капитализме, возможно, чтобы этим действием ускорить его падение. Однако в этом году он не только завел подружку, но у него определенно появилось желание поступить в университет. Так или иначе, он исчезал в своей комнате сразу после еды, и Брунетти мог лишь предполагать, что его тяга к одиночеству как-то связана с созреванием, а не с политической ориентацией.

Паола стращала Кьяру чем-то ужасным, если та не помоет посуду, и пока они были заняты на кухне; Брунетти сунул туда голову и сказал им, что снова пошел на работу.

Когда он вышел из дома, дождь уже шел, пока слабый, но многообещающий. Он раскрыл зонтик и свернул на Ругетта, направляясь обратно к мосту Риальто. Через несколько минут он уже радовался, что не забыл надеть сапоги, потому что по мостовой разлились большие лужи, будившие желание по ним смачно шлепать. К тому времени, как он перешел мост, полило сильнее, а когда добрался до квестуры, брюки у него были мокрыми от сапог до колен.

В своем кабинете он снял пиджак и испытал искушение снять также и брюки, чтобы повесить над батареей: они высохли бы за несколько минут. Вместо этого он открыл окно и хорошо проветрил кабинет, потом сел за стол, позвонил оператору и попросил, чтобы его соединили с отделом хищений художественных ценностей в главном полицейском управлении Рима. Когда его соединили, он представился и спросил майора Каррару.

– Виопgiorno, комиссар.

– Мои поздравления, майор.

– Спасибо, время приспело.

– Да вы еще мальчик. Еще тысячу раз успеете стать генералом.

– К тому моменту, когда меня произведут в генералы, в музеях этой страны не останется ни одной картины, – сказал Каррара. Его смех раздался не сразу, так что Брунетти не понял, шутка это или нет.

– Поэтому я и звоню, Джулио.

– Что? Картины?

– Не уверен, но во всяком случае музеи.

– Да, и что там? – спросил тот с неподдельным интересом, который, как помнил Брунетти, всегда отличал Карреру в работе.

– У нас тут убийство.

– Да, я знаю, Семенцато, во Дворце дожей, – сказал он нейтральным голосом.

– Ты что-нибудь знаешь о нем, Джулио?

– Официально или неофициально?

– Официально.

– Совершенно ничего. Ничего. Нет. Ни единой зацепки. – Не успел Брунетти открыть рот, как Каррара спросил: – Достаточно, чтобы ты задал свой следующий вопрос, Гвидо?