Чистая вода

Материалы о воде / Чистая вода / Чистая вода

Страница 71

— С тех пор как уехала Лиза? Юн кивнул.

Полицейский оставил щекотливую тему и перешел к подробностям рыбацкой жизни. Юн нехотя посвятил его в тайны лова оснащенным неводом и поведал о стадиях засолки, рассказал о заветных рецептах приправ, о пинагоре и сушеной рыбе с брюшком. Возвращаясь на чердак, они успели поговорить о погоде и судах, о том, как рыбаки живут в море и как швартуются в их гавани.

— Во что ты был одет, когда виделся с Лизой в последний раз?

Он не помнил, когда в последний раз встречался с Лизой (по его версии для полиции), поэтому сказал, что не знает.

— У тебя пропало кое-что из одежды. В частности, твой любимый свитер. По словам Элизабет, ты носил его не снимая и зимой, и летом, пока он не… пропал?

Юн помнил этот свитер: старый, драный — настоящее тряпье.

— Я его выбросил,— сказал он. Полицейский кивнул.

— Когда ты видел Лизу в последний раз, на ней была та одежда, которую вы нашли под камнем? Зеленое пальто с высоким воротником, серый свитер, шерстяной шарф до-

машней вязки в сине-черную полоску, брюки с прорехой на левом колене, да еще полотенце и сумка…

— Я не помню, когда видел ее в последний раз,— огрызнулся Юн.

— Так она выглядела на празднике, в субботу.

— Понятно.

— Но выловили ее в другой одежде: в комбинезоне Георга и твоем старом свитере. Ты можешь объяснить это?

— Нет.

— Почему она не хотела возвращаться к родственникам на юг?

Юн повертел головой, будто разминал шею после сна, и уставился на полицейского.

— А ты что об этом знаешь? — спросил он. Германсен наверняка не мог знать об этом абсолютно ничего.

— Нетрудно догадаться, что ее тянуло домой. Так бывает со всеми. Но к чему она вернулась бы — к тебе?

Юн промолчал.

— Только к тебе?

Ответом снова было молчание.

— Юн, ты бы лучше отвечал. Ведь после меня придут другие — нам нет конца.

— Пусть приходят. Я ничего не сделал.

— Ты часто виделся с ней во время ее последнего визита домой?

— Я уже ответил, что не помню!

— В этот раз отец снова запретил ей общаться с тобой?

— Да! — крикнул он громко, но спокойно.

— Ты много думал о ней, когда она уехала?

— Все время! — ответил Юн и так же спокойно продолжал: — Каждый день. Я видел ее постоянно. Я беседовал с ней каждый день. Ты это хотел услышать?

Германсен с силой всадил в стену разделочный нож, после чего надолго установилась тишина. Юн заметил, что не стало даже звуков и запахов. Улыбка полицейского таила в себе недоброе и пугала.

— Ну ты хитрец… — сказал наконец Германсен.—Лизу никто толком не знал. Так ведь и тебя никто не знает, верно?

В тишине стукнула дверь. Юн открыл каморку с лебедкой и увидел, что во двор перед домом вышел Заккариас-сен с лопатой в руках и неуверенными слабыми движениями принялся расчищать дорожку. Остаток своих сил он отдал на то, чтобы снабдить заводик водой, пресной водой из крана. А теперь ему плевать и на завод, и на новый водопровод. Он уходит, как и Нильс. Старость делает его жалким и несчастным, но несет ему прошение.

Господи, кто ж так снег разгребает, думал Юн. Кучка здесь, кучка там — ни системы, ни ритма, ни силы. Тошнотворность этого зрелища сводила на нет все старания Юна насадить справедливость, все его жертвы. Жизнь несправедлива: она начинается, человек выносит ее тяготы, и она заканчивается — как для человека, так и для чайки.